АДРИАН НЕЛЬСОН | 24 (10.06.1965) |
|
Агата Кристи – Опиум для никого
Театр в мыслях.
Бордель в подсознании.
Чак Паланик
Мечта девственниц и развратниц Адриан Нельсон появился в Гринвуде 14 ноября 1989 года, припарковавшись у местного отеля на своём пафосном BMW седьмой серии. Прибыл он из Су-Фолса по рабочим делам. Адриан был журналистом и, надо сказать, на редкость претенциозным придурком. Впрочем, винить его в последнем можно было только отчасти.
Возможно, он вырос бы вполне приличным мальчиком, будь у него любящая мать, но, к несчастью, она умерла при родах. Отец же потратил на неутешное вдовство не более двух лет. Далее оно стало «утешным» в объятьях элитных шлюх, а по истечении семилетнего срока он женился на одной из них. Такой паршивый пограничный возраст, когда Адриан уже вполне мог сообразить, что ему подсунули никакую не «мамочку» и что Марго — так он называл её отныне и вовеки — не станет его любить, как бы фальшиво она не улыбалась. С течением времени это стало его первым чётким воспоминанием из детства: то, как они впервые друг на друга посмотрели. Марго тогда тоже кое-что поняла — с этим мальчишкой не оберёшься проблем. Ади официально осознал себя нелюбимым и принял кодекс выживания не «благодаря», а «вопреки».
И ещё кое-что определило его развитие с раннего детства — а именно деньги. Роджер Нельсон держал в Су-Фолсе крупный издательский бизнес, подмяв под себя или вытравив все мелкие типографии, и особо не страдал тягой к альтруизму. Что называется — всё в дом. А вернее, в особняк с бассейном и прислугой. Адриан носил дорогие шмотки, имел любые дорогие игрушки, какие ему хотелось, бывал на всевозможных курортах и ездил в школу на авто с личным водителем. Ему приносили сок, когда он этого хотел, за ним убирали грязь, да хоть сопли могли подтереть, если ему было лень пошевелить рукой. Никто не запрещал ему делать что-либо. А если дражайшая мачеха и пыталась, это было только ещё одним поводом повести себя по-своему.
С отцом же его взаимоотношения были весьма сдержаны. Нельсон-старший, пока сын не доставлял проблем, испытывал к нему, скорее, молчаливое равнодушие. Да и сам Адриан при отце вёл себя тише обычного, и лишь однажды удостоился отцовского гнева: когда прилюдно обозвал Марго шлюхой. Ему было десять, и он умылся кровью от отцовской оплеухи. Кровь текла без остановки, пока он не свалился в обморок. Тогда ему диагностировали гемофилию. И стали водить на обследования к психиатру. На полке в ванной появилось успокоительное, которое Ади благополучно спускал в сливную трубу.
Развитое не по годам самомнение быстро позволило Адриану, подмяв под себя мелкий люд, стать школьным лидером. Он был невыносимо фамильярной свиньёй, не стеснялся ни старшеклассников, ни даже учителей, благо считал ниже своего святейшего достоинства плохо учиться, выгодно смотреля на олимпиадах среди всяких ботанов и этим компенсировал многое. К тому же Нельсон-старший щедро спонсировал школу, избавив себя тем самым от еженедельных жалоб на нрав своего сынишки.
В пятнадцать Ади начал соблазнять девочек, в шестнадцать — мальчиков, в семнадцать —курить и устраивать вечеринки в отцовское отсутствие. В восемнадцать он едва не попал под суд, устроив эротическую фотосъёмку своей одноклассницы, которая оказалась на год младше, но дело удалось быстро замять.
Словом, сам Боженька велел Адриану пасть в журналистику. Изнасиловав университет Южной Дакоты своим присутствием, он вернулся в Су-Фолс, чтобы работать на пресвятого папочку. Официально он числится в штате газеты «True Dakotan», но по факту строчит ещё в парочку газет бульварного толка и с некоторой периодичностью выпускает альбомы своих фотографий, которые раскупаются не хуже, чем эротические журналы.
Если говорить о причинах появления Адриана в Гринвуде, то не было никакой уверенности в том, что его не отправили, как свинью на убой. Впрочем, полученные главным редактором письма были настолько расплывчаты, что всё это ещё могло сойти за шутку. Или психическое расстройство.
Адриан — просто кусок идиота. Он начитан и достаточно умён, но на редкость придурошная личность, поди сыщи кого-нибудь развратнее. Даже в костюме он может выглядеть слишком «по-гейски», таскает всякие цепочки, браслеты и умудряется испохабить хоть самый чопорный разговор парочкой жестов или прикосновений. Он ходячая башня с подсветкой. Вероятно, лишил девственности ни одну особь, причём под настроение не переборчив ни с полом, ни с местом, ни с прочими составляющими, хотя больше тяготит к нежным душам и неожиданным местам.
В свободное время увлекается фотографией. Больше всего Адриану нравится снимать людей и особенно — обнажённую натуру, нет предела фамильярности и бесстыдству, с которыми он может это делать. Вообще не любит пределы чего-либо, для него не может быть «достаточно» или «слишком». Он привык брать то, что ему хочется, без всяких вопросов, потому что ему это позволено. Прямолинеен и открыт. Довольно дружелюбен со всем тем сбродом, который вокруг него вертится, но никогда не даст повода забыть о том, кто тут звезда, а кто подтанцовка. Его круг общения весьма широк, его многие знают и многие хотят, но во всём этом калейдоскопе у него имеется разве что пара человек, которых он без преувеличения назвал бы друзьями: они примут его в дурном настроении, пьяного и нервного, просто потому что на то есть свои причины.
У него всё преувеличено, киношно, вызывающе.
Адриан на самом деле надломленный мальчик, и его грань где-то очень близко.
В подворотне вечер, во всём городе вечер, в глазах Адриана ночь. Он улыбается как-то маниакально и объясняет Стюарту правило круговорота энергии в природе. Оно простое: ты ведёшь себя плохо — ты чувствуешь себя плохо. У тебя болят зубы или рёбра — это нормально. Так это работает.
Например, если тебе кажется — возможно, ты что-то слышал (хотя давно уже не мешает проверить слух у врача) — так вот если, например, тебе кажется, что Адриан Нельсон написал для кого-то, скажем, для некой Аманды (такой блондинки, с губами, как там её фамилия) эссе по американской литературе конца 20 века (или не конца, а середины, возможно, это был Набоков, хотя что этот Нельсон может знать о Набокове), и ты с этой новостью сомнительного свойства на официальном бланке доноса явишься в места небезызвестные... Твоя негативная энергия вернётся к тебе. И будет неприятно.
Может быть, тебе нужно показать на практике, как это работает, Стюарт? Тебе что, страшно?
— Расслабься, я ведь пришёл просто поговорить.
У Стюарта лоб покрыт испариной — он вообще много потеет, это у него физиологическое. Из кармана рубашки выглядывает край мятого платка в синюю клетку. Стюарт слушает внимательно и весь подёргивается, будто у него таракан сидит в ухе.
Вскоре выясняется, что это невротическое и что у Стюарта справка: ему положено бросаться людям в лицо, пренебрегая обстоятельствами, которые весьма выразительны и бьют, что называется, не в бровь.
Ах, ну что за очаровательная дрянь!
Гемофилию у Адриана обнаружили в 14. Доктор посоветовал отцу больше не разбивать дражайшему чаду морду в кровь, чтобы оно ненароком не померло. В общем-то, есть что-то эротичное в том, чтобы истечь кровью из носа, но не в белой же, в самом деле, футболке — что за безвкусица, да и кто, спрашивается, после этого объяснит Стюарту ещё парочку правил мирового круговорота?
Адриан не успевает даже открыть глаза, увидеть безнадёжно испорченные кеды — тоже белые, фу, что за привычка! — и сказать своё «блядь», когда его временно невменяемое тело уже бессовестно утягивают в сторону чьи-то руки. Он приходит в себя чуть позже, когда сидит на асфальте в луже вязкой крови и раздражённо рычит:
— Идиотка. Идиотка, блядь.
Собственно, теперь ясно, что его светское общение с невротиком Стюартом было прервано какой-то сердобольной особой, решившей, что его там гнусно насилуют. Она суёт Адриану салфетки, которые абсолютно бесполезны, и дёргано извиняется. У неё густые чёрные-чёрные волосы и ярко накрашенные губы. Говорит, что её зовут Вероника, будто это имеет какое-то значение. На ней длинный цветной сарафан, на Адриане — залитый кровью гейский комплект из футболки, кед и голубых обтягивающих джинсов. Чудная встреча. Самое время познакомиться.
— А как твоё имя? — как раз спрашивает она.
— Не пошла бы ты?.. — отвечает Адриан.
В конце концов, она отваливает ему оплеуху по и без того подпорченной физиономии и, взмахнув в воздухе всей своей подвижной фактурой. Уходит прочь. Адриан остаётся один, привлекая вялое внимание прохожих своим положением.
Кровь постепенно заканчивается. Как и вечер. В ближайшее время Адриан узнаёт, что утратил дар прямохождения, и ему приходится вызывать помощь сидя.
На следующее утро Стюарт будет похрамывать и плеваться слюнями в кабинете декана, а аристократически бледный Адриан с наимилейшей улыбочкой, не вызывающей никаких сомнений в его непогрешимости, будет объясняться, что никаких минетов Аманде не хватит, чтобы с ним за подобное расплатиться, да и какой, простите, Набоков, тут бы Хемингуэя осилить. Вероника никому не расскажет о своём неловком приключении прошедшим вечером.
Лужу крови смоют с асфальта.
Отредактировано Adrian Nelson (2017-12-07 22:39:16)
