guns n' roses – knocking on heaven's door
моя семья хорошая. идеальная.
так все говорили мне с самого детства. "эта девочка - из хорошей семьи". моего отца уважают, моя мама - домохозяйка, которая ходит в парикмахерскую дважды в неделю, на маникюр раз в неделю, и все вместе мы ходим в церковь по воскресеньям. перед едой мы молимся, сложив руки, а за едой обсуждаем дела друг друга по очереди.
"как у тебя прошел день, солнышко?"
я хорошо учусь, меня любят одноклассники и учителя. девочка из хорошей семьи. умница. с перспективами.
артур все время над этим смеется. говорит "с першпективами," - передразнивая кого-то из преподавателей, поправляет несуществующие очки. каждую субботу мы с артуром ходим в кинотеатр на очередной повтор фильма с обозначением "детям в присутствии родителей" и передразниваем героев, потому что знаем текст наизусть. на выходе билетер треплет по волосам кого-то из нас.
артур - тоже из хорошей семьи, так говорит моя мама. охотно отпускает меня к нему в гости, а когда артур приходит к нам - дает ему конфету перед обедом, нагулять аппетит. "не шалите тут". если у артура слишком грустный вид, она дает ему утешительную мандаринку.
я не шалю. я хорошо учусь. мне не дается математика, но я стараюсь, высиживаю над ней часами. родители будут довольны.
эта девочка - из хорошей семьи, говорят про меня, и радость родителей - предел ее мечтаний.
вообще-то, позже у меня не ладилось с многими предметами, в которых было слишком много цифр, но я помню именно про математику, потому что из-за нее в моей жизни появляется тео. смотрит сверху вниз, как я седьмой раз решаю один и тот же пример, слегка кривится. у тео очень впалые щеки, и это первое, что бросается мне в глаза.
я думаю: может, он плохо ест - и сама эта мысль меня поражает. я знаю, есть люди, которые недоедают, но раньше я думала, что они есть где-то далеко - в африке, в мексике, в крайнем случае - где-то в техасе. у тео впалые щеки, дешевая одежда и крайне неприступный вид.
я смотрю на него и представляю, как скривился бы мой отец. как сделала бы вид, что его не существует, моя мама.
мама говорит, некоторые люди заслуживают того, что получают, заслуживают быть теми, кем являются. мама говорит, они должны ходить в церковь и замаливать свои грехи. мама говорит, бог не ошибается.
я думаю, люди не должны судить. бог представляется мне кем-то добрым. дедушка с небес, который помогает поступить правильно.
оба моих дедушек умерли до того, как я родилась, поэтому я представляю бога плохо и редко.
я говорю: "привет, меня зовут аделаида. и я не понимаю, как это решить".
я говорю: "поможешь?"
он смотрит на меня исподлобья и отвечает, что имя у меня длинное и глупое, он решает мои примеры, он со мной даже не разговаривает при этом особо, поэтому все происходящее трудно назвать помощью. мне немножко стыдно, что он делает все за меня, и это совсем не похоже на начало прекрасной дружбы. он говорит, что делает это не за просто так, и я киваю. совсем не похоже.
перед уходом он как-то невнятно буркает, что его зовут тео.
я даже не запоминаю с первого раза.
а потом, через пару недель, я замечаю, что он всегда один - за партой, на переменах, в спортзале, в столовой. вижу, как мальчишки постарше выбивают у него из рук поднос, обзывают его "белым мусором", гогочут над ним толпой.
вечером я спрашиваю у мамы, что такое "белый мусор", она грозит мне пальцем и говорит, что это то, чем становятся плохие девочки, которые забывают, что перед едой нужно молиться, а не задавать вопросы про неприличные слова. я думаю, что если я не стану молиться перед едой и превращусь в тео, то, может, это не такое уж и оскорбление?
я не знаю, что делать. не знаю, как защищать людей от унижений, потому что никогда не была унижена. меня любят - или, по крайней мере, мне так кажется. я - девочка из хорошей семьи, и билетер в кинотеатре все еще треплет меня по волосам. мне всегда казалось, что для того, чтобы тебя любили, достаточно быть вежливой и улыбаться людям - тео, впрочем, ни разу не улыбнулся мне за время нашего молчаливого математического необщения.
поэтому на следующий день я просто сажусь рядом с ним в столовой. болтаю что-то абсолютно бестолковое, артур молчаливо ковыряется вилкой в еде рядом. после того, как мы расходимся, артур говорит, что тео ему ужасно не нравится. через три дня они уже становятся почти друзьями.
а я говорю: "тео, хочешь булочку? на биологии сегодня сказали, что там много углеводов, а я боюсь растолстеть".
на следующий день я говорю: "между прочим, жареный картофель - это нездоровое питание. тео, не поможешь?"
мне больно смотреть на то, с какой жадностью он кидается на еду. мама так и не сказала мне, что такое белый мусор, но я интуитивно понимаю, что делаю все правильно.
потому что он заслуживает лучшего, чем растянутая дешевая футболка и вечно голодный вид.
в какой-то момент, тео смотрит на меня, дописав мою математику, и хмуро отодвигает от себя мои карманные деньги. "обойдусь, у меня задание такое же, так что решать ничего не пришлось," - говорит он.
я улыбаюсь. я вежлива. я надеюсь, что это подействует. и я чувствую себя очень счастливой, когда он в первый раз улыбается в ответ.
мы дружим теперь втроем и неразлучны как с артуром в детстве. почти как с артуром - в конце концов, у артура мы часто сидим после уроков, у меня - хотя мама и папа явно недовольны моим новым другом - чуть реже, но тоже, а вот тео нас звать в гости отказывается наотрез.
один раз я, впрочем, оказываюсь в его доме. мы старше, он болеет, а я прихожу совсем как к артуру - с каким-то нелепым домашним горячим бульоном, мандаринами и уродливой самодельной открыткой с надписью "выздоравливай". дверь открывает его мама, она очень плохо одета и выглядит уставшей. а тео.. тео выглядит больным и злым. я даже не успеваю спросить, как он себя чувствует, потому что тео чуть ли не выталкивает меня наружу.
поэтому я сижу на ступеньках у его крыльца и плачу. а пакет с бульоном и мандаринами все-таки оставляю у порога.
одну мандаринку я, конечно, съедаю в качестве лекарства от грусти.
когда тео возвращается, я просто делаю вид, что все как обычно. я улыбаюсь, я пододвигаю к нему половину своей еды. это артур может спросить, как он себя чувствует, а я..
улыбаться и быть вежливой. и все будет хорошо.
примерно тогда я осознаю, что хочу стать врачом. серьезно разговариваю с родителями, отец говорит, что он мной гордится, а мама почти плачет от счастья. мама говорит, что я буду первой, кто уедет получать образование в нашей семье. мама говорит, что будет очень скучать. отец рассуждает о деньгах. деньгах, которые потребуются на обучение и деньгах, которые я стану зарабатывать. о перспективах. о мнении других жителей гринвуда. о соблазнах большого города. я шучу, что выросла на ферме, а значит знаю, как пользоваться двустволкой, и никакие соблазны мне не страшны. двустволка и библия против вермиллиона.
главное, говорит мама, не забывать молиться перед едой. она не знает, что я уже давно не молюсь перед едой, а думаю о чем-то своем. хожу в церковь и думаю о чем-то своем. иногда только произношу "отче наш", потому что это успокаивает - раз за разом воспроизводить заученный текст.
в какой-то момент я придвигаю тео свою еду не потому что мне его жалко, а потому что мне очень нравится, как тео улыбается мне в ответ.
улыбаться. быть вежливой. это всегда действует. вот только тео улыбается в ответ, но не прекращает оставаться на расстоянии.
в какой-то момент все, кроме тео, перестает существовать. даже артур.
тео и приглашение в кино. тео и переглядывания за партой. тео, выпускной класс и перспектива разлуки. артур говорит, что тоже поедет учиться в вермиллион - и я радостно киваю, я правда, честно, действительно рада, но тео не поедет никуда. тео останется. не будет улыбок, пододвинутых к нему обедов, походов в кино втроем.
"хватит," - говорит тео: "сидеть за книжками. это ненадолго. я получил зарплату и хочу сводить тебя в кино".
на первый попавшийся фильм, который идет уже третий месяц, и который мы смотрели три раза. я что-то порчу. я рвусь заплатить за себя сама, я спрашиваю недоуменно, где артур, я нервно шучу и над этими шутками не могу посмеяться даже самостоятельно. для полноты картины остается только столкнуться с тео рукой в ведре с попкорном и безумно смутиться, но руки я держу на коленях, судорожно сжимаю и разжимаю кулаки.
после фильма тео спрашивает, пойду ли я с ним на выпускной, и я говорю "да".
говорю "да", чтобы сбежать с ним в кино вместо штудирования учебников к экзаменам. говорю "да", чтобы пойти на выпускной.
я бы сказала много "да", если бы могла.
на выпускном тео обнимает меня, и по моей спине бегут мурашки. на выпускном тео впервые целует меня, и я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. на выпускном директор школы отчитывает нас как малышей, а я чуть не плачу.
самая счастливая и самая несчастная девочка этого вечера.
я стану помогать людям. стану полезной. стану спасать жизни. я слушаю рассказ о недопустимом поведении. я слушаю рассказ об ужасных пороках. у меня должен быть свой момент, без всего этого, он должен остаться в памяти - без лекций и упреков в мой адрес. свой момент с тео.
я закрываю глаза и представляю, что мы все еще танцуем.
я повторяю мысленно молитву - это помогает превратить слова директора в невнятный шум. мы танцуем, и тео обнимает меня за талию. когда я закрываю глаза, мне не нужно уезжать.
тео смотрит, как отец забрасывает мой багаж в машину. я сжимаю руку тео. я поворачиваюсь спиной.
я мало сплю, и когда закрываю глаза, то вижу, как мы танцуем снова.
я хочу помогать людям. я хочу быть полезной. я хочу быть правильной.
чтобы люди говорили: "это адель, она хорошая."
это адель, она лечит людей. это адель, она ходит в церковь каждое воскресенье. это адель, она спасает жизни.
у нее замечательный муж и прекрасные дети.
это адель, она спасает. (иногда мне кажется, что спасти я смогу всех, кроме себя)
это адель. однажды, за полгода до окончания пре-меда, нам читают лекцию в клинике, и я замираю у палаты совсем молодого мальчика, потому что у меня колет сердце. стою, смотрю, пока меня не отгоняет медсестра. она говорит: "иди на лекцию, милочка", а я все пытаюсь понять, что же не так.
мысль о том, что он умирает, приходит не сразу.  но приходит. и я ее высказываю, а сестра смеется, говорит, мол, обычное обследование. иди слушай лекции. иди готовься к тому, чтобы стать настоящим врачом, а не изображать его из себя.
я иду. иду к ведущему этого пациента врачу. иду к кому-то из преподавателей. еще одному.
"у нас тут завелись экстрасенсы?" - смеются они. в других вариациях тоже. тебе подсказал иисус? ты разговариваешь с духами? это такая магия глубинки? попытка привлечь к себе внимание? кто-то грубее, например, ты сумасшедшая, девочка? здесь не играют в игрушки, здесь умирают люди.
я знаю, что люди здесь умирают. это кажется глупым, невозможным и странным, но я чувствую их боль. у меня болит голова.
голова, живот и сердце. органы, которые у меня есть и которых нет.
я закрываю глаза, я мысленно читаю "отче наш", механически, как в детстве. я шевелю губами, и боль отступает. я закрываю глаза, и там больше нет танца с тео, нет ощущений от его пальцев на спине, но по крайней мере есть избавление от чужой - в этом я, почему-то, уверена - боли.
она отступает, но не уходит насовсем. боль возвращается, она всегда возвращается обратно, потому что вокруг ее слишком много. и тогда я снова закрываю глаза.
юноша умирает спустя пару дней, все, кто наблюдал, как я носилась туда-сюда, превозносят мое медицинское чутье, а я грущу.
грущу. закрываю глаза. по кругу.
через три с половиной года я оканчиваю пре-мед. тогда же приезжает тео.
на тео новый пиджак, у тео большие надежды, тео хочет, чтобы я бросила все и поехала с ним.
и я еду. я бросаю все и снова говорю "да". совсем как в детстве.
моя идеальная жизнь - престижная уважаемая работа, походы в церковь каждое воскресенье, улыбающийся ребенок. мне кажется, что я буду счастлива даже если вычеркнуть один пункт.
"кажется" - ключевое слово, но об этом я узнаю много позже.
мои родители не приходят на нашу свадьбу. отец кричит и едко напоминает про потраченные на учебу деньги, отчего я вспыхиваю от стыда, смущения и обиды, мать плачет, и они оба не одобряют мой выбор. не разрешают прийти на свадьбу даже моей малышке-сестре.
я отчаиваюсь, но приезжает закончивший, в отличие от меня, вуз, артур. машет рукой, мол, всего-то полгода, восстановишься, какие проблемы (я все еще хочу быть врачом, и мне становится немножко грустно от его слов, но что это в сравнении с идеальной семьей с тео). артур заключает меня в объятия, рассказывает что-то долгое и интересное тео, делает строгое лицо и изображает сурового законника - мы смеемся все вместе. артур становится нашим шафером на свадьбе. весь вечер искрометно шутит и вызывает восторг у всех присутствующих.
а потом почему-то напивается. я нахожу его сидящим на траве в обнимку с бутылкой, его прекрасный костюм измят, но артуру, кажется, все равно.
я трогаю его за плечо, и артур чуть ли не вздрагивает. заводит незначащий разговор. вспоминает школьные годы, а потом почему-то годы до школы, когда еще не было тео.
"адель.. я хочу, чтобы вы были счастливы," - улыбается артур, и мне почему-то кажется, что он улыбается через силу: "даже без меня. главное, чтобы вы были счастливы".
я не понимаю, о чем артур говорит. я не понимаю, что происходит. я нервно смеюсь и напоминаю артуру, что наши с тео дети просто обязаны быть избалованными добрым дядюшкой артуром. что он - наш лучший друг, и мы никуда без него. "обещай мне, что ты всегда будешь рядом," - говорю я, а артур очень серьезно кивает и обещает. "я буду рядом, что бы тебе ни понадобилось," - и я даже не замечаю странности формулировки.
мы похожи на семью из рекламных роликов или фильмов. мы счастливы до какого-то умопомрачения, до безумия. мы решаем завести ребенка. тео возит меня в су-фоллс на узи, ошарашенно рассматривает на экране нашего будущего малыша, растерянно говорит что-то вроде "это его нога, да?", а я плачу как ненормальная. тео целует меня в висок и обнимает.
мы не спорим из-за имени. мы вообще не спорим - лежим на кровати, обнявшись и слушаем музыку по радио. дважды у меня случаются ложные схватки - и тео, паникуя, запихивает меня в машину и гонит на бешеной скорости в су-фоллс, после чего, когда все благополучно заканчивается где-то посреди пути, мы смеемся, едим в придорожном отеле и едем обратно.
все идеально. прекрасно. великолепно. моя жизнь не может быть счастливее, думаю я поначалу, но напоминаю себе, что может. когда родится мой сын. тогда все изменится.
с рождением рейвена все и правда меняется. медленно, неотвратимо и не в лучшую сторону.
тео приходит домой, и меня начинает тошнить. не как когда-то в больнице, когда чужая опасность, чужая боль становилась моей - по-другому. словно все мое тело единовременно кричит: "что-то не так!"
"что не так?" - спрашиваю я тео, и он смотрит на меня недоуменно. первый раз. третий. десятый. "что не так?" - спрашиваю я тео, и он смотрит на меня с усталым раздражением. мы начинаем ссориться.
рейвен уже большой мальчик, ему шесть лет, и он понимает куда больше, чем мне бы хотелось. мы оставляем его в комнате одного и ссоримся в соседней. я кричу. я плачу. и меня тошнит, тошнит все это время.
я закрываю глаза и читаю "отче наш", но даже это не помогает.
я физически не могу находиться в одной комнате с собственным мужем.
однажды из-за тео заканчивает жизнь самоубийством его начальник, и я снова кричу, снова рыдаю. тео говорит, по нему никто не будет скучать. тео говорит со сражающей наповал уверенностью в собственной правоте, тео не высказывает мнение, а приговаривает. я помню, как точно так же, с полной уверенностью в своих словах, судила его моя мать.
люди не должны судить, повторяю себе я. люди не должны судить. "я хочу чтобы ты ушел".
тео держит меня за плечи, тео смотрит мне в глаза, у тео такое отчаянное лицо, что когда он спрашивает, уверена ли я в этом, мне хочется солгать. понадеяться, что что-то еще можно исправить. что можно вернуться к прошлому.
вместо лжи я почему-то говорю, что уверена в этом больше, чем в чем угодно в своей жизни и плачу. снова.
тео уходит.
я возвращаюсь к родителям - с сыном, разбитая на части, и отец, открывший было рот для нотации (сколько лет мы сводили общение к минимуму?), только молча пропускает меня в дом. со мной общаются как с больной. мать приходит ко мне в комнату с чаем и дает утешительную мандаринку как в детстве. сестра почти живет в моей комнате и болтает, болтает, болтает - словно думает, что без ее слов я сойду с ума.
может, она и права.
тео оставил нам дом, но мне тошно жить там. тошно быть одной.
через три дня, узнав, что произошло, приезжает артур. я грущу, и он чуть ли не поселяется в нашем доме. водит меня в кино по субботам, даже ходит со мной в церковь. я вижу тео, я вспоминаю, что моя жизнь никогда не будет прежней. хорошая вежливая девочка улыбнулась бы.
мне кажется, я его почти ненавижу. я не пытаюсь это скрыть.
полгода недожизни. полгода простого существования - это не меняется, как бы артур ни пытался хоть что-то изменить.
"вспомни, что было до него," - советует он, и я говорю про математику. про перспективы ("першпективы", поправляет артур, пытаясь вызвать у меня улыбку), престижную работу и идеальную семью.
я вспоминаю, и артур говорит: "ты будешь спасать жизни, доктор грей", разговаривает с моим отцом и увозит нас с рейвеном в вермиллион. отец оплачивает последний семестр вуза, оплачивает мои будущие четыре года медицинского института, и я клянусь себе не возвращаться в гринвуд никогда.
я слишком часто нарушаю собственные клятвы.
я учусь, я ношусь взад и вперед по институту, я почти не сплю. я пытаюсь успевать все. уделять время сыну, учиться, быть правильной. вместо молитв в церкви по воскресеньям я судорожно повторяю латинские названия костей. os frontale, os parietale, os zygomaticum. череп в моей голове скалится мне в лицо. os temporale, os parietale, os lacrimale. тот же вид, но сбоку, может, он не скалится, а смеется. над той жизнью, на которую я так надеялась. над той жизнью, которую я выдумала для себя. над той жизнью, которой, как мне казалось, я жила.
артур приезжает все чаще. пытается общаться с рейвеном, приносит еду, выдумывает поводы - каждый раз новые, а я делаю вид, что верю. однажды он выпивает бокал для храбрости и говорит: "я приезжаю ради тебя". я киваю. я это знаю.
я люблю тебя.
я это знаю.
еще со школы.
теперь я знаю и это тоже.
когда артур меня целует, я не чувствую себя виноватой. я больше не хочу идеальной жизни, престижной работы, открыточной рекламы вместо дома. я так устала. я просто хочу быть счастливой.
и артур делает меня такой. артур помогает забыть. артур любит рейвена, артур поддерживает меня, когда я расклеиваюсь, артур..
артур был со мной всегда, и артур выполнил свое обещание остаться рядом. я выхожу за артура - очень тихо и спокойно, только в семейном кругу - даже раньше, чем заканчиваю медицинский.
"мы не молимся перед едой. ты знаешь, что это значит, миссис фостер?" - шутливо спрашивает артур.
мне хочется сказать: что мы белый мусор.
я говорю: мы попадем в ад.
рейвен несчастен, рейвен смотрит на артура исподлобья, воспринимает в штыки любые его попытки сблизиться. "у меня уже есть отец," - говорит он. у него есть отец. и я прикладываю все силы, чтобы в рейвене не было ничего от этого отца. смотрю строго, въедливо выискиваю любые признаки, любые черточки.
я говорю: "зови артура папой, пожалуйста", в конце концов, я хочу семью. нормальную.
хочу завтраки, на которых все собираются вместе. хочу, чтобы сын прибегал к нам с мужем с утра, а мы, слегка стесняясь, отрывались друг от друга и спрашивали, что снилось ему сегодня.
это уже не та идеальная жизнь из рекламы. это идеальная жизнь для меня.
"может быть, ему будет лучше, если мы вернемся в знакомые места," - предполагает артур и я, скрепя сердце, соглашаюсь. я доучиваюсь, и мы возвращаемся в гринвуд.
мы приходим к маме и папе - и они радуются артуру. папа выпивает с ним скотч и вещает что-то о том, что раз его фамилия гринвуд - значит наши предки были среди основателей города. мама смеется, бьет его полотенцем по руке и называет болваном. даже рейвен ведет себя лучше, чем обычно.
он не ведет себя плохо, напоминаю себе я. нет. я слишком много училась. я его забросила. я то слишком строга к нему, то слишком снисходительна и непоследовательна. мой ребенок - лучшее, что у меня есть, и проблема только во мне - не в нем.
рейвен говорит какую-то типично детскую фразу про то, что можно все, если никто не узнает - и я отчитываю его, а потом запираюсь в ванной и плачу. тео тоже считал, ему что можно все.
и даже узнает ли кто-то его не волновало.
он не такой. не такой. не такой. я повторяю себе это как заклинание. у меня - самый добрый, самый прекрасный сын на свете. наверное, я что-то делаю не так. "тебе стоит стать более послушным," - говорю я. наверное, я все делаю не так.
у нас рождается молли, я смотрю, как рейвен обнимает ее, возится с ней, я надеюсь, что от этого все наладится. молли - наше семейное солнышко. артур любит своих детей - он так и говорит, "мои дети", за годы нашего брака он ни разу не упоминает о тео. пропускает мимо ушей все "у меня есть отец", не упрекает рейвена за отношение к нему. "у нас с тобой двое детей," - говорит артур, и я чувствую себя счастливой как никогда раньше. у нас двое детей.
вот только наш сын так не считает.
"у меня есть отец, и я хочу с ним общаться. у меня много свободного времени!" - говорит рейвен, и я слышу в этом упрек. у него много свободного времени, потому что я почти всю неделю в су-фоллс, на клинической практике. я хотела идеальную семью и престижную работу, но никогда не думала о том, насколько сложно они сочетаются друг с другом. я составляю ненормальное расписание из смен, работаю по сорок восемь часов подряд и чуть не засыпаю в машине на пути домой. упрашиваю заведующего часами, лишь бы иметь возможность как можно больше времени проводить с мужем и детьми. еще год, думаю я, еще год. я не знаю, что изменится после этого года, но по крайней мере я смогу быть ближе к детям.
"дай рейвену возможность пообщаться с тео," - уговаривает меня артур: "ограничения - это не выход. наш сын лучше понимает людей, чем ты думаешь". людей.
тео - плохой человек. я знаю это. я чувствую это как животные чувствуют извержение вулкана или землетрясение. словно тео - не просто живой человек, а стихийное бедствие. можно ли понять ураган?
иногда я представляю себе, что половину моей жизни смыло наводнением. она сгорела в лесном пожаре. провалилась в трещину земли. потом я вспоминаю о моем сыне.
может быть, если у нас получился такой замечательный сын, то все не так плохо. может быть, в нем что-то еще осталось хорошего.
но не от человека, которого я любила. будто его тоже смыло наводнением. каждый день тео уходил, как он выражался, по делам, а потом возвращался уже немножко другим. я ничего не делала. я хотела хорошую семью, правильную семью, семью из рекламы или сериала, где улыбаются родители, а дети бегают счастливыми вокруг. я делала вид, что все хорошо.
для защиты от наводнений раньше использовали мешки с песком. я вместо них строила из песка замки, которые смывало, но я продолжала возводить их с завидным упорством.
иногда мне кажется, что весь наш брак был таким вот песчаным замком.
я закрывала глаза и все становилось хорошо.
мне тридцать семь, и несколько лет назад я открываю, наконец, в гринвуде свою собственную врачебную практику. я имею ту самую престижную и уважаемую работу, о которой мечтала. у меня прекрасный муж и двое любимых детей, в воскресенье мы ходим в церковь, а по субботам - обедаем у моих родителей, а ужинаем - у родителей артура.
улыбка и вежливость, двустволка и библия.
у меня идеальная жизнь.
и когда мне кажется, что это не так - я закрываю глаза.