depeche mode – broken

моя семья никогда не была примером для подражания. отец, который топил свои проблемы на дне стакана. его можно было понять, он прошел войну, побывал в плену у японцев и едва выжил.каждую ночь он видел кошмары, которые и пытался забыть, но они не проходили. они никогда не проходили. и это привело его в петлю, где его и нашли однажды утром. мне тогда едва ли было больше двух лет. с тех пор матери пришлось не сладко. она была обыкновенной прачкой в местном мотеле. а после этой работы она сразу же шла в магазин, где отрабатывала еще одну смену. между этим она успевала приготовить обед, выписать мне затрещину за плохое поведение в школе, выстирать, выгладить и накрахмалить одежду для воскресного похода в церковь. она успевала, кажется, все, кроме самого главного. ей никогда не хватало времени, чтобы просто остановиться и сказать, что она любит меня. но я не пытаюсь ее упрекнуть. она делала все, что могла, чтобы мы не голодали, а я не ходил в школу в дырявых ботинках или штанах не по размеру.

именно школа стала отправным пунктом для всего. там я проводил большую часть дня. там я занимался тем, что делал домашнее задание за учеников своей параллели, младшеклассников и даже некоторым старшеклассникам. в школе я зарабатывал свои первые деньги, чтобы купить в местной столовой не только обыкновенный обед, но и вкусную булку, половину которой я всегда относил домой. матери. она же была настолько измотана, что ей просто не хватало сил для того, чтобы задавать вопросы.

в школе же я познакомился с теми людьми, которых долгое время называл друзьями. артур и аделаида. хорошие дети из хороших семей. те самые, которые не бросали голодные взгляды на чужие обеды, если не удавалось заработать денег, а мать не могла выделить лишней монеты для меня. аделаида (какое дурацкое длинное имя, говорил я ей) всегда умудрялась подсунуть мне часть своего обеда так, что я не чувствовал себя белым отребьем. она придвигала мне свой поднос и говорила, что совершенно точно не справится одна. ведь она на диете. совсем скоро выпускной, а салли выглядит на много лучше, чем она. я уплетал обед за обе щеки, пока она продолжала говорить что-то о платьях, прическах и косметике, но на самом деле считал, что она самая красивая девушка в мире.

я пригласил ее на танец и впервые поцеловал на выпускном.

когда мне было шестнадцать, у матери появился мужчина. она никогда не говорила о нем, я никогда его не видел. но судя по тем слухам, что поползли по городу и по школе, он был женат и у него были деньги. именно из-за этого моя мать становилась шлюхой, а не этот мужчина получал клеймо похотливого ублюдка. к тому моменту я уже давно работал. утром, до школы, разносил газеты, а после школы вставал за прилавок в местном магазине. когда заканчивалась и эта смена, я разгружал коробки на складе, лишь бы получить еще немного денег, которые все равно странным образом пропадали, будто бы утекали сквозь пальцы.

разумеется, после школы меня не ждало никакого блестящего будущего. колледж, университет - это что-то для тех детей, у которых есть деньги. я же продолжил работать две смены в магазине и ночную в мотеле. я практически не спал, не ел, практически забыл собственное имя. в моей голове была только работа. работа. работа. и тогда, возможно от недосыпа, мне стало казаться всякое. будто бы люди говорят при мне лишнее. явно не то, что они собирались сказать. я задавал им вопрос, иногда совершенно обыкновенный, вроде: "с какой целью вы в нашем городе", а получал неожиданные ответы. люди замирали на мгновение, будто бы внутри них шла борьба, а потом выдавали совершенно не то, что собирались сказать до этого. сначала я думал, что это мне просто кажется. если работать по девятнадцать часов в день без выходных, мало ли что может привидеться. но это продолжало и продолжало происходить. и однажды, когда я вернулся домой, а в гостиной отчетливо чувствовался запах мужского одеколона. какого-то очень знакомого. я схватил мать за плечо, слегка встряхнув, посмотрел ей в глаза и спросил, кто это. кто это, черт возьми.

так я выяснил, что любовником моей матери является один из самых уважаемых горожан. директор школы гринвуда. тот самый, который не разрешал даже за руки держаться в коридорах школы, а после нашего с адель поцелуя во время выпускного, вызвал нас обоих на ковер и отчитал, как подравшихся первоклассников.

мне было восемнадцать, когда я узнал, что правда - это оружие. особенно в руках того, кто умеет этим оружием пользоваться.

к девятнадцати я уже не задумывался о том, купить ли мне ужин или оплатить счет за электричество. к двадцати стал управляющим в мотеле. в двадцать один, надев свой самый лучший костюм, я поехал в вермиллион и предложил аделаиде выйти за меня замуж. ее родители, разумеется, были против. ведь она была их золотой девочкой, а я был каким-то белым отребьем, которое посягает на самое драгоценное, что у них есть. аделаида же была совершенно другого мнения. она сказала "да" и артур был шафером на нашей свадьбе.

еще через год у нас родился сын. совершенно очаровательный мальчик, в котором мы души не чаяли. после рождения сына в моей голове будто бы что-то щелкнуло. мой сын не должен ни в чем нуждаться. он и не будет. моего сына никогда не назовут белым отребьем. а когда он закончит школу, он сможет выбирать не только из университетов южной дакоты, но из того, чего захочет он сам.

гринвуд - маленький город. то, что знает двое - знают все. и я всегда находил людей, которым было, чем поделиться. свои секреты, секреты соседей, родственников. иногда что-то совершенно незначительно, но все равно стыдное. иногда что-то, за что люди были готовы не только платить, но и делать все, что им скажут. я продолжал и продолжал идти напролом. пока хозяин мотеля, в котором я продолжал работать управляющим, вдруг не пустил себе пулю в висок, составив завещание в мою пользу, коли уж у него не было никакой родни.

аделаида кусала губы и говорила, что так нельзя. она выросла в хорошей семье. в правильной семье. она продолжала ходить в церковь по воскресеньям, даже если не особенно верила в бога, потому что так было правильно. потому что так делали все в этом городе. аделаида убеждала меня, что так нельзя. неправильно. она говорила мне, что я разрушил жизнь человека. я только приподнимал бровь. разрушил? а сколько жизней разрушил он? он был насильником. разве адель бы захотела, чтобы ее сестру, или ее сына, совратил этот ублюдок? он пустил себе пулю в висок - и это его попытка искупить свои грехи. никто не стал бы по нему плакать.

это было, кажется, последней каплей. это стало той самой точкой, после которой аделаида сказала, чтобы я убирался. она сказала мне, что была влюблена в честного мальчика, который пытался крутиться в жизни, в которой везет не всем. она сказала мне, что теперь я человек без проблесков совести. она сказал мне, что ошиблась во мне. я схватил ее за локоть, заставляя ее смотреть мне в глаза. "ты действительно так думаешь? ты действительно хочешь, чтобы я ушел?" я надеялся тогда, что все это лишь влияние эмоций. что адель просто испугалась, разозлилась, поэтому несет всю эту чушь. ведь все, что я делал, я делал ради своей семьи.

она сказала, что уверена в том, что говорит на все сто процентов, а потом прижала руки ко рту и расплакалась.

и мне пришлось уйти.

в первые полгода было тяжелее всего. гринвуд - маленький город. и даже если бы я пытался избегать аделаиду, я бы не смог. мы сталкивались в церкви, в магазине, в библиотеке, на площади у ратуши. я видел ее, видел нашего сына, но не смел подойти и заговорить. стоило мне сделать наг навстречу, аделаида поднимала на меня взгляд полный чистой, незамутненной ненависти. я знал, что она переехала к своим родителям. я узнавал новости о ней через артура. я много пил, заперевшись в комнатушке управляющего в мотеле. я продолжал существовать на автомате. продолжал узнавать людские секреты, воздействовать через них. давить, шантажировать, вымогать деньги и выгоду для себя. я продолжал, убеждая себя в том, что все рано или поздно наладится. аделаида поймет. она вернется. но все это не имело смысла.

последняя ниточка, ведущая к аделаиде оборвалась, когда артур сказал, что всегда любил ее, а теперь они станут мужем и женой.

моим первым желанием было уничтожить его. мой лучший друг. с моей женой. мой лучший друг, чью фамилию стал носить мой сын. мой лучший друг.

предатель.

но если бы я уничтожил его, я бы стал именно тем человеком, которого испугалась во мне аделаида. я бы стал именно тем животным без совести. обвинителем. судьей. палачом. для всех, кто так или иначе стоял на моем пути. и я отступился.

невероятно, но жизнь без аделаиды все еще имела смысл. она не замерла, а продолжилась. и я продолжил искать в ней свое место. у меня уже был опыт, было знание, были набитые шишки. я умел находить правильных людей, умел их использовать. мое влияние расширялось, и, когда мне исполнилось тридцать два, меня выбрали в городской совет. заседали там такие древние старики, что я искренне удивлялся, как после них на креслах не остается песка. по моему убеждению они должны были вот-вот рассыпаться прямо на рабочем месте. и год за годом я старался сделать так, чтобы эти старики уходили на покой. на пенсию, которую они непременно заслужили, отдав столько сил этому прекрасному городу. никто из тех, кто теперь жал мне руку, уже и не вспоминал о том, что еще в школьные годы меня звали белым отребьем и выбивали у меня поднос с обедом из рук. а когда я с усмешкой напоминал об этом в разговоре, неловко пытались перевести тему.

и все же.

и все же пустота внутри меня не заполнилась ничем. ни деньгами, ни влиянием, ни выпивкой, ни женщинами, которых в моей жизни было не мало. все это не имело смысла, потому что рядом со мной не было той единственной, которая могла простым прикосновением убедить меня в том, что все будет хорошо. все это не имело смысла, потому что я был лишен возможности смотреть за тем, как мой сын растет. и другой человек учил его кататься на велосипеде, помогал ему с домашним заданием, читал ему на ночь. кто-то другой поправлял его одеяло, выключал свет в его комнате, а потом шел и целовал мою женщину.

кто-то другой. не я.

Отредактировано Theodore Gray (2017-11-27 11:52:23)